Почувствовала его руки под своей юбкой
Шикарно. Это Робертс — и этим все сказано. Динамично, ярко, смело, местами откровенно, очень классный роман. >>>>>
Водоворот страсти
A мне романчик показался скучным.И герои все какие-то странные. >>>>>
Звезды в твоих глазах
>>>>>
Возвращение
Не понравился роман.любит одного но это не мешает спать с другим >>>>>
Сюрприз для Айседоры
Можно и не комментировать. Читать. >>>>>
Гэмпшир. 1832 год.
Конюшенный мальчик не должен был даже разговаривать с дочерью графа, а уж тем более влезать в ее спальню через окно. Господь знает, что с ним бы сделали, если бы поймали. Скорее всего, его бы высекли, прежде чем выгнать за пределы поместья.
МакКена влез по колонне наверх, обхватив своими длинными пальцами кованые железные прутья балкона на втором этаже. Она повисел мгновение, подтягивая ноги выше и хмурясь от напряжения. Закинув одну ногу на край балкона и, подтянув свое тело выше, он, кряхтя и ворча от прилагаемых усилий, наконец, оказался на твердой поверхности.
Он присел возле больших, стеклянных французских дверей и приложил руки к глазам, всматриваясь в комнату, где горела всего одна лампа. Перед зеркалом стояла девушка и расчесывала свои длинные темные волосы. Этот вид наполнил МакКену удовольствием.
Леди Алина Марсден, старшая дочь графа Уэстклиффа. Она была теплой, сильной духом и невыразимо красивой, во всех смыслах. Получив от своих нерадивых родителей почти полную свободу, она провела большую часть своей короткой жизни, бродя по просторам их поместья в Гэмпшире. Лорд и Леди Уэстклифф были слишком заняты своей светской жизнью, чтобы присматривать за собственными троими детьми. Совсем обычная ситуация для семей, населявших большие имения такие, как Стоуни Кросс Парк. Их всех устраивало, что дети ели, спали и играли подальше от родителей, если состояние позволяло, и имелось не одно поместье. К тому же ни граф, ни графиня в принципе не понимали значения слов родительская ответственность. Ни один из них не собирался следить за ребенком, который был всего лишь продуктом практичного и бездушного союза.
С тех самых пор, как МакКена попал в поместье в возрасте восьми лет, он и Алина были неразлучны уже десять лет. Они бегали босиком, лазали по деревьям, купались в речке. На их дружбу смотрели сквозь пальцы, потому что оба они были детьми. Но внезапно отношения между ними стали меняться. Ни один здоровый молодой человек не смог бы остаться равнодушным к ней, к Алине, которая в семнадцать лет была самой красивой девушкой на всей земле.
Сейчас Алина уже была готова ко сну, одетая в длинную, белую, чуть помятую хлопковую ночную рубашку. Когда она прошла через всю комнату, скудный свет лампы осветил сквозь тонкую ткань очертания ее груди и бедер, скользнул по блестящим, густым волосам. Внешность Алины располагала к остановке сердца и дыхания. Ее яркая красота смогла бы сделать даже из простой кухарки истинную королеву. Черты ее лица были идеальны и постоянно освещались улыбкой, в которой без остатка угадывались все ее эмоции. И, словно всего этого было не достаточно, природа наградила ее маленькой темной родинкой в уголке рта, которая, казалось, флиртовала с ее розовыми губами. МакКена неустанно думал о том, как будет целовать это крохотное, дразнящее пятнышко, а затем ее губы. Целовать и целовать до тех пор, пока она не задрожит и не обмякнет в его объятиях.
Не раз МакКена задавался вопросом как такой обыкновенный внешне человек как граф, в сочетании с графиней, обладавшей внешностью средней привлекательности, могли произвести на свет такую дочь, как Алина. По какому-то капризу судьбы, она унаследовала все самое лучшее от них. Их сын Маркус получился чуть менее удачно, более похожим на графа с его резко-вылепленным лицом и мощным, физически-развитым строением тела. Ливия, — как поговаривали многие, следствие одного из многочисленных адюльтеров графини, была симпатичной, но проигрывала Алине с ее яркой красотой, и некой темной магией.
Пока он наблюдал за Алиной, МакКена вдруг понял неприятную вещь: скоро у них не будет возможности проводить время друг с другом. Очень скоро любая фамильярность между ними будет опасна, если уже не сейчас. Стараясь забыть о своих мыслях, МакКена осторожно стукнул пальцами по французской двери. Алина повернулась на звук и уставилась на него без удивления. МакКена осторожно постучал еще раз, пристально наблюдая за ней.
Подняв руки к груди, Алина окинула его угрюмым взглядом.
-Уходи, — пробормотала она, кивнув на окно.
МакКена был удивлен и встревожен, весь день он задавался вопросом: что, черт возьми, он сделал не так. Насколько он знал, никто не уличил его в дурных шутках, он не влип в неприятности и не ссорился с нею. И, словно в награду за это, прождал ее два часа у реки сегодня в полдень.
Источник
Почувствовала его руки под своей юбкой
Лондон, 1895 год
Этого не может быть. Мария Мартингейл остановилась как вкопанная на пересечении Пиккадилли и Халф-Мун-стрит, в сомнении уставясь на магазин, расположенный на углу. Местоположение дома было идеальным, он был явно в отличном состоянии, а вывеска над дверью указывала, что раньше в этом помещении находился чайный магазин. Все было превосходно. Настолько превосходно, что Мария была уверена: здесь произошла какая-нибудь ошибка.
Она взглянула в ордер на осмотр помещения, который держала в руках, потом прочитала медную дощечку на двери, чтобы сверить адрес: Пиккадилли, 88. Никакой ошибки. Все правильно.
Выдавая ей ордер, агент по продаже и аренде недвижимости сказал, что магазин только что выставлен на аренду. Это было именно то, что она искала. Передавая ей ключи, агент поспешил добавить, что там чисто, что помещение заново покрашено и что там очень современная кухня.
Мария отнеслась к этим заверениям без особого энтузиазма. Вот уже три месяца, как она прочесывала улицы Лондона в надежде найти подходящее помещение для своей кондитерской, и, хотя ее поиски пока были безуспешными, она за это время многое узнала об агентах по продаже и аренде недвижимости и об их описаниях помещений. Современная кухня зачастую оказывалась не чем иным, как несколькими газовыми горелками, свежая краска на стенах скрывала множество погрешностей, а понятие «чисто» было вообще весьма относительным. Даже в самых фешенебельных районах ей приходилось часто ступать по полам, кишащим тараканами, вдыхать зловонный запах засорившейся канализации. Она в отчаянии почти отказалась от своей затеи.
Сейчас у Марии появился проблеск надежды. Местоположение было великолепным. Фасад выходил на Пиккадилли поблизости от самых популярных магазинчиков, а в окружающих домах жили солидные люди — богатые и влиятельные бизнесмены. Их чванливые жены из кожи вон лезли, чтобы перещеголять друг друга, и были готовы хорошо платить, чтобы предоставить в распоряжение своих перегруженных работой поваров самую лучшую готовую выпечку. А Мария была твердо намерена производить исключительно самое лучшее. Продукция «Мартингейл», поданная на подносах к чаю, станет таким же символом престижа, как корзинки для пикника компании «Фортнум энд Мейсон».
Все это, конечно, стало возможным благодаря Пруденс Босуорт, ее лучшей подруге, которая неожиданно унаследовала огромное состояние и вышла замуж за герцога Сен-Сира. Без этого Мария так бы и оставалась неприметным кондитером при мастере поварского искусства Андре Шовене. Но у Пруденс было очень много денег, и она была рада помочь осуществить мечту своей самой близкой подруги.
Мария сложила ордер на осмотр помещения и сунула его в карман юбки в синюю и белую полоску, потом прошла несколько шагов по Халф-Мун-стрит. Осмотрев магазин снаружи, она еще немного воспрянула духом. Входную дверь украшали стеклянные панели. На обе улицы выходили огромные, застекленные зеркальным стеклом витрины. Это дает дополнительную возможность соблазнить тех, кто проходит мимо, видом произведений кондитерского искусства, которые она собиралась демонстрировать на витрине. Кухня, судя по всему, располагалась в цокольном этаже. В нее можно было попасть с Халф-Мун-стрит через служебный вход, спустившись вниз по лестнице.
Марии не терпелось осмотреть помещение внутри. Она торопливо повернула за угол и вытащила из сумки ключи, полученные от агента. Поднявшись по побеленным ступеням, она отперла дверь и вошла внутрь.
В первой просторной комнате было достаточно места, чтобы разместить застекленные стенды и чайные столики. Однако «свежую покраску», так превозносимую агентом, придется переделать. Модный оттенок «желтоватой зелени» абсолютно не подходил для кондитерской.
Мария тщательно осмотрела пол и сделала несколько глубоких вдохов. Тараканов она не заметила, а вони от засорившейся канализации не ощутила. Возможно, в кои-то веки агент по продаже и аренде недвижимости сказал правду.
Убедиться в этом можно было, только увидев все собственными глазами. Взяв сумочку под мышку, она пересекла комнату, решительно постукивая каблучками высоких ботинок по выложенному белой и черной плиткой полу. В помещении за магазином традиционно располагались, как и в тысяче других подобных лондонских заведений, контора и кладовая. Небольшая лестница вела наверх, в спальни, а другая лестница вела вниз, в кухню и судомойню. Мария понимала, что едва ли можно надеяться увидеть в цокольном этаже что-нибудь более приемлемое, чем сырая мрачная дыра, которая в Лондоне обычно выдается за кухню, но, спустившись по ступеням, замерла на месте, с изумлением глядя на самую безупречную кухню из всех, какие ей доводилось видеть.
Две стены были сплошь заняты дубовыми шкафами с массой полочек, ящичков и контейнеров всех мыслимых конфигураций и размеров. Окна над шкафами, которые она заметила, осматривая дом снаружи, не только отчасти обеспечивали естественное освещение, но и открывались в целях вентиляции, что было очень важно в летнюю жару.
Удивленно оглядываясь вокруг, Мария медленно прошлась по комнате. Бетонные стены были покрыты свежим слоем белой штукатурки, а линолеум, застилавший пол, был мягкого вишневого цвета. Справа находились четыре угольные плиты с духовками, бойлерами и кранами, и над каждой висел декоративный навес из чеканной меди.
Судомойня при кухне тоже была модернизирована. Там было две раковины, двойной кран, длинная оловянная доска для сушки посуды, а также огромная кладовая с полками до потолка и даже ледник для хранения продуктов.
Мария вернулась в основное помещение кухни и, сняв перчатки, стала осматривать плиты. Она открывала дверцы духовок, поворачивала краны с горячей водой, чувствуя себя ребенком в игрушечном магазине. В судомойне она вымыла руки, испачканные сажей, и храбро попробовала на вкус воду. Конечно, вода оказалась доброкачественной. Как-никак это был район Мейфэр.
Наконец она перестала бренчать разными приспособлениями, но никак не могла заставить себя уйти. Ее отец был шеф-поваром, и она за свои двадцать девять лет побывала в самых разнообразных кухнях, но ни одной похожей на эту не видывала никогда. Это была осуществленная мечта.
Здесь она будет создавать свои шедевры — нежнейшие, тающие во рту пирожные, крошечные изящные птифуры и самые потрясающие свадебные торты из всех, которые доводилось видеть лондонскому обществу. Очень многие, в том числе ее отец и Андре Шовен, уверяли ее, что, поскольку она женщина, ее никогда не будут считать настоящим мастером, но здесь, в этой кухне, она докажет, что они были не правы.
За окном промелькнула чья-то тень — должно быть, какой-то прохожий, — и размечтавшаяся Мария, вздрогнув, вернулась к реальности. Нельзя терять времени. Надо срочно связаться с агентом и заключить договор об аренде. Срочно, сию же минуту, пока кто-нибудь другой, увидев эту великолепную кухню, не опередил ее.
Эта мысль побудила Марию к действию, и она, взбежав вверх по лестнице, выскочила из дома. Оказавшись снаружи, она заперла входную дверь и сунула ключ в карман, но даже в спешке остановилась на мгновение, чтобы бросить последний взгляд на магазин. Отойдя на пару шагов от двери, она представила себе, как будет выглядеть вход, когда магазин будет принадлежать ей. Над дверью золотыми буквами — броско, но со вкусом — будет написано «Мартингейл», в витрине выставлены ярко-красные клубничные пирожные, нежные бело-розовые птифуры и толстенькие золотистые пышки.
— Великолепно, — пробормотала она с некоторым благоговением и, уже уходя, оглянулась еще раз на магазин. — Просто великолепно!
Источник
В пригородном автобусе
Егор уже целый час жарился на остановке. Автобусов до сих пор не было, скопилась огромная толпа. Самые нетерпеливые тормозили такси и попутки, но у юноши не было денег для такого шика. «Хоть пешком иди!» — в сердцах подумал Егор, но, конечно, остался на месте: двадцать километров все-таки не шутка.
Наконец, появился автобус. Люди заметались, толкая друг друга, чтобы успеть в салон первыми и сесть. Егор оказался внутри, как он думал, одним из последних, но явно недооценил вместимости транспортного средства. Сзади поднажали, и юношу затолкали в самый уголок площадки, где он с трудом мог вздохнуть. Парня окружали чьи-то спины, сдавливая его со всех сторон. Одной рукой он все-таки ухитрился уцепиться за поручень, а другая, свободная, упиралась внизу во что-то мягкое и теплое.
Повернув голову, Егор увидел длинные волосы, приятно пахнувшие духами. Девушка стояла в углу, и Егор боком упирался ей в спину. Его рука покоилась на мягкой упругой ягодице, прекрасно прощупывавшейся через тонкую материю, и это отнюдь не было неприятно.
Автобус тронулся. Его постоянно подбрасывало на неровной дороге. Подлаживаясь под тряску, Егор аккуратно, будто случайно, водил по приятной округлости девичьего тела, пока ладонь не устроилась в ложбине между полушариями. От духоты и жгучего желания на лбу выступил холодный пот.
Постепенно смещаясь в такт движениям автобуса, он, наконец, повернулся к девушке и плотно прижался к ней сзади, подпираемый спинами других пассажиров. Несомненно, если прежние мягкие движения его руки могли показаться случайными, то теперь такая версия отметалась сходу, поскольку сзади в девушку уперлось могучее орудие, которое не могло не чувствоваться даже сквозь его брюки и ее легкую юбочку.
Егор вдыхал аромат женских волос и всем своим существом ощущал волшебную притягательность девичьего тела. Едва заметно девушка повернула голову и на мгновение покосилась на юношу. Егор почувствовал, как ее пальцы нашли его руку, покоившуюся на ее бедре, и погладили ее — буквально на долю секунды, но этого было достаточно, чтобы понять главное: ничего против такого соседства девушка не имеет.
Егора бросило в жар с новой силой. Сзади и с боков чьи-то спины плотно прижимали его к девушке, но он не чувствовал этого. Ему казалось, что член отвердел до прочности гранита и вот-вот разорвет брюки. Двигаясь вместе с автобусом и закрыв глаза, он представлял, что между ними нет никаких преград в виде ткани и «органический гранит» беспрепятственно погружается в пучину страсти.
Он слышал тяжелое дыхание девушки: очевидно, и она не возражала бы против такого волшебного превращения. Но вот и она начала медленно разворачиваться: вначале на четверть оборота, потом на половину. Егор увидел ее прелестный профиль, а затем их лица оказались друг против друга.
Одной рукой девушка обняла его за поясницу и прижалась еще теснее. Он последовал ее примеру, обняв ее свободной рукой сзади. Его пальцы проникли под юбку и аккуратно вытянули часть заправленной туда блузки. Нащупав резинку трусиков, он оттянул ее, запустив туда ладонь и жадно ощупав верхнюю часть мягких, чуть потных ягодиц. Теперь уже никакие преграды не мешали ощутить прелесть юного тела на ощупь.
Ладонь проехала ниже между полушариями, без задержки миновав вздрогнувшую от прикосновения впадинку и подобравшись сзади к самому сокровенному девичьему тайнику, мокрому уже не от пота, а от живительной любовной влаги. Как можно дальше проникая пальцами, хотя это было не очень удобно в таком положении, он нежно разглаживал все, что они встречали на пути.
Дыхание девушки участилось. Она закусывала губы, сдерживая, очевидно, готовые сорваться страстные стоны. Она двигала бедрами, то раздвигая их, то плотно смыкая и захватывая в плен жадную руку, которая гладила и гладила разбухшую расщелину и уже неведомо как дотянулась до вздувшегося холмика, в который спереди сквозь одежду упиралась гранитная плоть Егора, то отступая, то прижимаясь с новой силой.
Словно в дурмане, свободную руку девушка протиснула к месту этого слияния, и юноша почувствовал, как «молния» на брюках медленно расстегнулась, а девичьи пальцы вскоре прикоснулись к его мощному стволу и начали его нежно ласкать, растирая жидкость от головки до основания. Теперь уже Егор с трудом сдерживал сладострастный стон и только тяжело задышал сквозь стиснутые зубы.
Автобус продолжало трясти. Все пассажиры стояли к ним спиной или были закрыты остальными, и никто не видел, чем занимаются молодые люди. Руки обоих словно порхали, тела раскачивались в такт тряске. Егор почувствовал, как под его пальцами все складки и выпуклости девичьего тайника задрожали и запульсировали. Глаза девушки закатились, тело несколько раз непроизвольных резко дернулось совсем не в такт с автобусом и обмякло. Голова девушки мягко легла ему на плечо.
Через несколько секунд под ласками затрепетало и его древко, заполнив девичью ладонь до отказа. Гранит тут же превратился в мягкую глину. Девушка немного помедлила, разомкнула свои объятия, каким-то чудом ухитрилась достать из кармана Егора носовой платок, вытерла вторую руку, после чего вернула вещь на место и даже застегнула «молнию». В свою очередь он освободил ладонь из плена и снова заправил блузку в юбку.
В это время автобус начал замедлять ход: приближалась остановка. Егор с сожалением вздохнул и принялся протискиваться к выходу. Они так и не обменялись даже словом. Да и к чему слова, когда оба доставили друг другу такое удовольствие?
Переходя улицу, Егор все же помахал рукой загадочно улыбавшейся из окна отходящего автобуса прелестной незнакомке и быстрым шагом отправился домой, с наслаждением вспоминая происшедшее. Несколько раз он вынимал руку из кармана и подносил ладонь к лицу: от нее все еще заманчиво пахло Женщиной.
Источник
