Ночь с ним
Воздух пахнет чем-то сладким и пряным. Вдалеке, в темноте кустов поют цикады. Ночной по-летнему прохладный и влажный воздух из открытого окна треплет её волосы, замершей и пытающейся разглядеть что-то в далёкой линии горизонта, где угольно-чёрная линия леса сливается с кобальтово-синим небом. Снизу, с первого этажа, где веселятся и развлекаются её друзья, доносится знакомая песня. Мягкая обволакивающая темнота вокруг создаёт ощущение покоя и прохлады. Разгорячённое лицо приятно обдаёт ночной прохладой и накатывает ощущение усталости. День был длинным и шумным. Она улыбается, вспоминая все весёлые и поучительно-грустные моменты их поездки. Вот одна песня сменяется другой. От усталости и воспоминаний суеты начинает кружиться голова. Она прикрывает глаза и втягивает глубоко внутрь сладкий аромат лета.
От прикосновения ладоней к своей талии она вздрагивает и распахивает глаза, но тут же успокаивается, узнав родные ладони. «Бубубу», — обжигает он её ухо своим дыханием. Наконец-то они одни. Она косит на него глаза и прижимается спиной к его груди, позволяя ему обвить свою талию руками. Благодаря короткому топику она чувствует его прикосновение кожей. Он целует её плечо, пальцами поглаживает нежную, бархатистую кожу её животика. Она кладёт свои руки поверх его. Он целует её в шею. Левой рукой она убирает волосы на одну сторону, открывая свою нежную шейку. Он целует её туда ещё раз. Она зажмуривает глаза от удовольствия. По телу проходит приятная дрожь. Его пальцы закрадываются под край её коротенького топика, приподнимая лёгкую, цветастую ткань. Она, отведя руку назад, проводит по его короткому ёжику снизу вверх. Ему нравится её прикосновение. Он целует её ещё раз, засасывая её нежную кожу. Она чувствует его влажный язык на своей коже. Она откидывает назад склоненную на бок голову и ещё больше прижимается к его телу. Его руки продвигаются по её телу выше. Он сильнее стискивает её в объятиях и слегка пощипывает, оттягивая кожу на рёбрах. Даже сквозь бюстгальтер она ощущает его руки, соприкасающиеся с её грудью. Он отрывается от её шеи. Она поднимает голову, открывая глаза и привстав на цыпочки, выворачивает шею назад. Она целует его в щёку, ощутив запах его одеколона, от чего голова начинает кружиться с удвоенной силой. Он, склонив голову, целует её в губы. Она отвечает ему. От неё пахнет вишней. Она ощущает влажность его рта. Она поводит кончиком языка по его губам. Его язык проникает ей в рот. По её и без того разгоряченному телу расплывается волна жара, от чего она вся покрывается испариной и по телу сбегают тоненькие струйки. Одна его рука спускается вниз, вдоль её тела, и замирает у неё на бедре, на месте, где грубая ткань её рваных шорт переходит в нежную кожу ножки. Она подаётся под его движением слегка назад, упираясь попкой ему в пах. Сквозь джинсовую ткань она чувствует затвердевшую плоть у него в штанах. От этого её тело снова обдаёт огненный шар, а бугор в его штанах твердеет. Положив обе руки ей на талию, он, не прерывая поцелуя, разворачивает её к себе лицом. Обе её руки ложатся ему на плечи. Он притягивает её ближе к себе, так, что может ощутить жар и влажность её тела. Она повисает у него на шее, чтобы сохранить равновесие, балансируя на носочках. Чтобы облегчить ей эту задачу, он, проведя правой рукой вдоль её тела, по попке, приподнимает её за бедро. Слегка отступив вправо и ближе к стене, она опирается об неё спиной. Он приподнимает её над полом, держа обеими руками под попкой. Она запускает одну руку в ворот его футболки, а второй проводит вдоль его руки, ощущая жар его тела. Он упирается коленом в стену между её ног, позволяя ей сесть на него и почти не балансировать на носках. Она закидывает свою ногу за его, обвивая её. Он поддерживает её под бедро, сжимая её плоть пальцами. У обоих сбивается дыхание, но они не прерывают поцелуя. Он запускает свободную руку ей под майку и гладит её спину. Она проводит рукой по его взмокшему ёжику, от которого вниз сбегают ручейки пота. Второй рукой она забирается ему под футболку и гладит его торс. Они прерывают поцелуй только на мгновение: «Я люблю тебя», произносит она на выдохе. «А я люблю тебя», вторит он ей. И снова их губы сливаются в одно целое. Он оттягивает губами её нижнюю губу, посасывая её. Она проводит по его верхней губе языком. Их языки снова переплетаются. Он проводит рукой вдоль её тела: по рёбрам, талии, животу, бедру и снова наверх. Его рука останавливается только у неё на груди. От неожиданности она отстраняет от него голову. Он успевает испугаться, что сделал что-то не так, но она снова тянется к нему. Но не к губам, а к шее. Он откидывает голову назад, позволяя ей поцеловать себя. Она целует, посасывая его кожу и проводя по ней кончиком языка. Во рту она ощущает привкус его кожи. Он, так и не убрав руку с её груди, сжимает её, ощущая под пальцами мягкость её тела и упругость чашечки лифчика. «Я люблю тебя», — шепчет он ей на ушко, зарывшись носом в волосы, которые пахнут летней пылью и её духами. Она целует его сквозь футболку в плечо. Он понимает, что хочет ощутить её губы своей коже, и что жара просто невыносима, и, отпустив её на секунду, так, что она повисла на его колене, зажатом у неё между ног; снимает с себя футболку, промокшую насквозь, и бросает прямо на пол. Она проводит обеими руками по его торсу от ремня до плеч. Она целует его грудь мелкими, частыми поцелуями. Он возвращает руку ей на бедро, но уже чуть выше так, что пальцы, просунутые под край шорт, ощущают низ её попки. Одной рукой она продолжает гладить его грудь, вторую же обвивает вокруг шеи. Он свободной рукой гладит её живот. И без того короткий топик поднялся ещё больше и теперь вообще не мешает. Она продолжает осыпать его плечи и грудь поцелуями. Он зарывается ей волосы, называя её своей самой сладкой и милой девочкой. Она целует его в шею и приподнявшись на носочках чуть выше, за ухом. Она тянется и привстаёт с его колена. Он продвигает его чуть выше по стене, чтобы продолжать чувствовать им её. Она спускается губами на шею, исследуя руками его тело. Она присасывается к его коже сильнее, чем обычно. Ему нравится тянущее ощущение и влажность её рта. Он сжимает пальцами нижнюю часть её бедра. Она продолжает посасывать его кожу. Он проводит второй рукой по её волосам. Она прерывает свой поцелуй и он, убрав волосы с её шеи и приподняв её голову выше за подбородок, тоже целует её в шею. Он втягивает в себя её кожу со всей страстью и ей нравится это чувство близкое к боли, так же как, когда он сжимает её бедро. И ей всё равно, что на утро на белой коже останутся синяки. Он слегка отстраняет её от стены и за талию прижимает к себе так близко, что чувствует, как её грудь сминается о его голый торс. От этого холму в его штанах становится совсем неудобно. Она целует его в губы. Он отвечает на поцелуй и, аккуратно приподняв её над полом обеими руками, передвигается к рядом стоящей кровати. Она, потеряв опору под ногами, обвивает руками его шею. Он бережно и медленно опускает её вдоль низкой кровати и сам нависает сверху, упершись коленями и ладонями по обе стороны от неё. Она продвигается чуть дальше, от чего её топик поднимается так высоко, что он может увидеть её лифчик снизу. Она лукаво смотрит ему в глаза. «Я люблю тебя», улыбается она. «А я тебя». Он снова смотрит на её голый животик и выпирающую грудь. Перенеся вес на одну руку, он проводит по её животу раскрытой ладонью и медленно поднимается до груди. Он несколько раз бережно сжимает её пальцами сквозь промокший и облепивший тело топик. Она сгибает ногу в колене и осторожно проводит ей по его паху, на что бугор в его штанах отвечает гудением. У него перехватывает дыхание. Он опирается на локти и, приподняв топик до шеи, открывает её грудь в чёрном лифчике, который контрастно выделяется на фоне её белоснежной кожи. Его ладони ложатся на полушария её груди. Она прогибается в спине и целует его в губы. Он отвечает на поцелуй, сразу запустив в её рот язык.
Вдруг дверь в комнату, за изголовьем кровати открывается, запуская в комнату лёгкий сквозняк и слова какой-то иностранной песни. Жёлтый свет, заполнивший комнату, тремя секундами позже после щелчка выключателя ослепляет их. Он приподнимается, чтобы из-за высокой спинки кровати увидеть вошедшего. Слышаться сбивчивые извинения и поспешно хлопает дверь. Они хором зовут хозяина дачи по имени – «Свет!». Дверь вновь приоткрывается, в щель просовывается рука, свет гаснет, и дверь быстро закрывается.
Они оба заливаются смехом. Она смотрит на него снизу вверх: «Я люблю тебя». «И я тебя», — выдыхает он, прежде чем снова опуститься своими губами на её.
Источник
Он положил свою руку мне между ног
Лондон, 1895 год
Этого не может быть. Мария Мартингейл остановилась как вкопанная на пересечении Пиккадилли и Халф-Мун-стрит, в сомнении уставясь на магазин, расположенный на углу. Местоположение дома было идеальным, он был явно в отличном состоянии, а вывеска над дверью указывала, что раньше в этом помещении находился чайный магазин. Все было превосходно. Настолько превосходно, что Мария была уверена: здесь произошла какая-нибудь ошибка.
Она взглянула в ордер на осмотр помещения, который держала в руках, потом прочитала медную дощечку на двери, чтобы сверить адрес: Пиккадилли, 88. Никакой ошибки. Все правильно.
Выдавая ей ордер, агент по продаже и аренде недвижимости сказал, что магазин только что выставлен на аренду. Это было именно то, что она искала. Передавая ей ключи, агент поспешил добавить, что там чисто, что помещение заново покрашено и что там очень современная кухня.
Мария отнеслась к этим заверениям без особого энтузиазма. Вот уже три месяца, как она прочесывала улицы Лондона в надежде найти подходящее помещение для своей кондитерской, и, хотя ее поиски пока были безуспешными, она за это время многое узнала об агентах по продаже и аренде недвижимости и об их описаниях помещений. Современная кухня зачастую оказывалась не чем иным, как несколькими газовыми горелками, свежая краска на стенах скрывала множество погрешностей, а понятие «чисто» было вообще весьма относительным. Даже в самых фешенебельных районах ей приходилось часто ступать по полам, кишащим тараканами, вдыхать зловонный запах засорившейся канализации. Она в отчаянии почти отказалась от своей затеи.
Сейчас у Марии появился проблеск надежды. Местоположение было великолепным. Фасад выходил на Пиккадилли поблизости от самых популярных магазинчиков, а в окружающих домах жили солидные люди — богатые и влиятельные бизнесмены. Их чванливые жены из кожи вон лезли, чтобы перещеголять друг друга, и были готовы хорошо платить, чтобы предоставить в распоряжение своих перегруженных работой поваров самую лучшую готовую выпечку. А Мария была твердо намерена производить исключительно самое лучшее. Продукция «Мартингейл», поданная на подносах к чаю, станет таким же символом престижа, как корзинки для пикника компании «Фортнум энд Мейсон».
Все это, конечно, стало возможным благодаря Пруденс Босуорт, ее лучшей подруге, которая неожиданно унаследовала огромное состояние и вышла замуж за герцога Сен-Сира. Без этого Мария так бы и оставалась неприметным кондитером при мастере поварского искусства Андре Шовене. Но у Пруденс было очень много денег, и она была рада помочь осуществить мечту своей самой близкой подруги.
Мария сложила ордер на осмотр помещения и сунула его в карман юбки в синюю и белую полоску, потом прошла несколько шагов по Халф-Мун-стрит. Осмотрев магазин снаружи, она еще немного воспрянула духом. Входную дверь украшали стеклянные панели. На обе улицы выходили огромные, застекленные зеркальным стеклом витрины. Это дает дополнительную возможность соблазнить тех, кто проходит мимо, видом произведений кондитерского искусства, которые она собиралась демонстрировать на витрине. Кухня, судя по всему, располагалась в цокольном этаже. В нее можно было попасть с Халф-Мун-стрит через служебный вход, спустившись вниз по лестнице.
Марии не терпелось осмотреть помещение внутри. Она торопливо повернула за угол и вытащила из сумки ключи, полученные от агента. Поднявшись по побеленным ступеням, она отперла дверь и вошла внутрь.
В первой просторной комнате было достаточно места, чтобы разместить застекленные стенды и чайные столики. Однако «свежую покраску», так превозносимую агентом, придется переделать. Модный оттенок «желтоватой зелени» абсолютно не подходил для кондитерской.
Мария тщательно осмотрела пол и сделала несколько глубоких вдохов. Тараканов она не заметила, а вони от засорившейся канализации не ощутила. Возможно, в кои-то веки агент по продаже и аренде недвижимости сказал правду.
Убедиться в этом можно было, только увидев все собственными глазами. Взяв сумочку под мышку, она пересекла комнату, решительно постукивая каблучками высоких ботинок по выложенному белой и черной плиткой полу. В помещении за магазином традиционно располагались, как и в тысяче других подобных лондонских заведений, контора и кладовая. Небольшая лестница вела наверх, в спальни, а другая лестница вела вниз, в кухню и судомойню. Мария понимала, что едва ли можно надеяться увидеть в цокольном этаже что-нибудь более приемлемое, чем сырая мрачная дыра, которая в Лондоне обычно выдается за кухню, но, спустившись по ступеням, замерла на месте, с изумлением глядя на самую безупречную кухню из всех, какие ей доводилось видеть.
Две стены были сплошь заняты дубовыми шкафами с массой полочек, ящичков и контейнеров всех мыслимых конфигураций и размеров. Окна над шкафами, которые она заметила, осматривая дом снаружи, не только отчасти обеспечивали естественное освещение, но и открывались в целях вентиляции, что было очень важно в летнюю жару.
Удивленно оглядываясь вокруг, Мария медленно прошлась по комнате. Бетонные стены были покрыты свежим слоем белой штукатурки, а линолеум, застилавший пол, был мягкого вишневого цвета. Справа находились четыре угольные плиты с духовками, бойлерами и кранами, и над каждой висел декоративный навес из чеканной меди.
Судомойня при кухне тоже была модернизирована. Там было две раковины, двойной кран, длинная оловянная доска для сушки посуды, а также огромная кладовая с полками до потолка и даже ледник для хранения продуктов.
Мария вернулась в основное помещение кухни и, сняв перчатки, стала осматривать плиты. Она открывала дверцы духовок, поворачивала краны с горячей водой, чувствуя себя ребенком в игрушечном магазине. В судомойне она вымыла руки, испачканные сажей, и храбро попробовала на вкус воду. Конечно, вода оказалась доброкачественной. Как-никак это был район Мейфэр.
Наконец она перестала бренчать разными приспособлениями, но никак не могла заставить себя уйти. Ее отец был шеф-поваром, и она за свои двадцать девять лет побывала в самых разнообразных кухнях, но ни одной похожей на эту не видывала никогда. Это была осуществленная мечта.
Здесь она будет создавать свои шедевры — нежнейшие, тающие во рту пирожные, крошечные изящные птифуры и самые потрясающие свадебные торты из всех, которые доводилось видеть лондонскому обществу. Очень многие, в том числе ее отец и Андре Шовен, уверяли ее, что, поскольку она женщина, ее никогда не будут считать настоящим мастером, но здесь, в этой кухне, она докажет, что они были не правы.
За окном промелькнула чья-то тень — должно быть, какой-то прохожий, — и размечтавшаяся Мария, вздрогнув, вернулась к реальности. Нельзя терять времени. Надо срочно связаться с агентом и заключить договор об аренде. Срочно, сию же минуту, пока кто-нибудь другой, увидев эту великолепную кухню, не опередил ее.
Эта мысль побудила Марию к действию, и она, взбежав вверх по лестнице, выскочила из дома. Оказавшись снаружи, она заперла входную дверь и сунула ключ в карман, но даже в спешке остановилась на мгновение, чтобы бросить последний взгляд на магазин. Отойдя на пару шагов от двери, она представила себе, как будет выглядеть вход, когда магазин будет принадлежать ей. Над дверью золотыми буквами — броско, но со вкусом — будет написано «Мартингейл», в витрине выставлены ярко-красные клубничные пирожные, нежные бело-розовые птифуры и толстенькие золотистые пышки.
— Великолепно, — пробормотала она с некоторым благоговением и, уже уходя, оглянулась еще раз на магазин. — Просто великолепно!
Источник
