С любимыми не расставайтесь
«Странное чувство — любовь. Когда любишь человека, ты любишь его любого. Когда он злится и ругается в пробке. Когда полумертвый от усталости приползает с работы. Когда он простуженный, с заложенным носом и воспаленным горлом, и отбивается от попыток уложить его в постель и напоить горячим молоком с медом. Когда он опаздывает, торопится, дергается, раздражается по пустякам, жует на ходу, курит, смеется там, где совсем не смешно, язвит, хвастается, дуется, не высыпается, нудит, боится идти к стоматологу, лезет с ненужными советами, рассказывает пошлые анекдоты, думает, что он всегда и во всем прав. Ты любишь его от макушки до пяток. С обгоревшими на солнце плечами, содранными коленями, трехдневной щетиной, воспаленными от бессонной ночи глазами, шрамом от аппендицита, милой родинкой возле этого шрама. Со всеми причудами, капризами, амбициями, симпатиями-антипатиями, депрессиями, страхами, слабостями, болезнями, глупостями, умностями. Странное это чувство — любовь. Будто она подсвечивает любимого человека каким-то нездешним светом, в котором все кажется бесконечно дорогим и родным. До боли вдоха. До невозможности выдоха.»
Пост в интернете. Автор неизвестен.
Уже полчаса я пытаюсь заполнить необходимые документы, которые лежат на столе передо мной. Строчки напечатанных букв не складываются в слова, а расплываются пред моими глазами, потому что мысли мои далеко отсюда, очень далеко, мои мысли с тобой, моё солнце.
Я представляю, как ты сидишь за компом, работаешь или смотришь что-то. Я знаю, что ты очень занят, но всё равно подхожу сзади и обнимаю тебя за плечи и шею. Прижимаюсь грудью к твоей спине и трусь об твою щеку. Дышу тебе в ухо. Ты, не отрываясь, проводишь рукой по моим волосам и спрашиваешь: «Что, милая?» Я улыбаюсь и шепчу тебе: «Соскучилась. «
И целую тебя в шею, возле уха. Ты поворачиваешь голову, губы твои совсем рядом, они сразу встречаются с моими губами, и я целую тебя нежно-нежно, ласково, ласкаю тебе их язычком, захватываю твою нижнюю губу и слегка посасываю её.
Дыхание у тебя сбивается, ты разворачиваешься ко мне, и притягиваешь меня к себе. Я стою у тебя между ногами, ты обнимаешь меня, держишь за попку и целуешь мне грудь. Потом протягиваешь руку, расстегиваешь мне халатик, под ним ничего нет, и притягиваешь меня ближе к себе.
Твои руки такие горячие и нежные. Они гладят меня и ласкают, ты целуешь мне сосочки и облизываешь их языком.
Мне уже жарко. Я тоже тяжело дышу. Мои руки гладят, ласкают тебя по плечам и спине. Я запускаю руки внутрь короткого рукава твоей рубашки, мои пальцы скользят вверх по твоей мускулистой сильной руке, гладят нежную кожу на внутренней стороне руки, сжимают и задевают.
Наверное, это заводит тебя, тебе это очень приятно, потому что ты начинаешь дышать горячо и часто, целовать меня жарко и торопливо.
Я сажусь перед тобой на стол и медленно раздвигаю ножки, руки у меня по-прежнему лежат на твоих плечах, я смотрю тебе в глаза и медленно — медленно опускаю свою ручку ниже к девочке. Ты откидываешься на спинку стула и смотришь. глаза твои уже затуманены, губы приоткрыты. ты нервно облизываешь их . и смотришь. жадно смотришь, как я открываюсь перед тобой, как я ласкаю себя.
Потом ты кладешь свои руки мне на обнаженные бедра, поглаживаешь внутреннюю поверхность моих ножек, мягко проводишь руками туда и обратно, не отрывая взгляда от моей девочки.
Затем ты притягиваешь меня поближе. Твои губы опять находят мои сосочки, и нежно их посасывают по очереди. я закрываю глаза от наслаждения.
Обхватываю тебя ногами и притягиваю к себе, начинаю жадно целовать тебя в губы. Я готова съесть тебя целиком, чтобы ты был только мой, наклоняюсь к твоему уху и шепчу : «Сейчас я буду тебя залюбливать. » » Да милая. давай моя сладкая», — отвечаешь ты с нежностью.
Я целую тебя в шею и сползаю к тебе на колени. Ты ещё полностью одет, но через ткань джинсов я чувствую как стоит твой меч. твой нежный и страстный мальчик . как он ждет меня.
Ты приподнимешь меня со своих колен, ставишь на пол и торопливо раздеваешься. Вот ты уже стоишь передо мной полностью обнаженный и прекрасный. Я невольно любуюсь тобой, твоим сильным мускулистым и стройным телом. Твоим мальчиком, стремящимся вверх и словно напрашивающимся на то, чтобы его приласкали. Какой же он у тебя красивый. как я его обожаю.
Я думаю о тебе и чувствую, как становлюсь мокрой и влажной там внизу,чувствую как набухают и ноют сосочки от желания, чтобы ты прикоснулся к ним, а губы нетерпеливо чешутся и горят, когда я смотрю на твою фотографию. хочется погладить их пальчиками. размазывая помаду рукой.
А стоит только закрыть глаза, как я опять вижу, как мы стоим обнаженные напротив друг друга, уже горячие и возбужденные. Как мы прикасаемся друг к другу, трогая и задевая, проводя по телу руками.
Ты опускаешься на диван и притягиваешь меня к себе на колени. Я и сама рада это сделать. Я сажусь к тебе на коленки с широко разведенными ножками, обхватываю тебя за шею руками и прижимаюсь к тебе плотно девочкой. Твой мальчик твердый и горячий, я чувствую его, и хотя я уже полностью открыта и готова впустить тебя, я не тороплюсь. Я жду, когда ты сам этого захочешь. Я легонько прижимаюсь к тебе своей грудью, трусь ею о твою грудь, я хочу, чтобы ты почувствовал её мягкость и шелковистость. Целую тебя в шею и легонько покусываю твоё ухо, ты прижимаешь меня к себе. Мы так близко, чувствуем друг друга всем телом. До проникновения остается совсем немного, всего одно движение и ты уже внутри.
Это так приятно и сладко, что я не сдерживаю стон. Мы чуть-чуть привыкаем к сладким и острым ощущениям, и я начинаю двигаться, сначала медленно, ласкаясь, потом активнее, быстрее. Ты откидываешь голову на спинку дивана и закрываешь глаза. На твоем лице явное наслаждение, ты придерживаешь меня за попу и помогаешь двигаться, задавая ритм.
Я ласкаюсь о твоего мальчика там внутри, это так приятно чувствовать его каждой точечкой, каждым своим сладким и вкусным местом. Я специально иногда чуть меняю положение своего тела, чтобы почувствовать тебя там по-другому, потереться о твоего мальчика ещё более сладко и вкусно. Твой мальчик давит и нажимает, и я сладко постанываю, двигаюсь на твоих коленях взад и вперед, выгибая навстречу тебе и твоему мальчику бедра и таз. Всё моё тело горячее и жаркое, возбужденное, нетерпеливо выгибается. Мне хочется одновременно, и кончить быстрее, твой мальчик заводит и дразнит меня, и продлить этот сладкий и вкусный танец.
«Твои движения навстречу меня опять свели с ума и я тебе сильней отвечу .. ты хочешь этого сама. », — вспоминаются где-то слышанные слова.
Ах, как я хочу этого. Ты чувствуешь, как я хочу. Я начинаю двигаться быстрее, активнее. Я уже не совсем управляю собой, ты открываешь глаза, смотришь на меня. В твоих глазах желание и наслаждение. В твоих глазах нежность .
Ты прижимаешь меня сильнее за бедра, прогибаешься мне навстречу, приподнимая таз, и от этого твой мальчик внутри начинает давить на что-то невыносимо сладко и остро, я начинаю двигаться быстро, жадно, громко стонать и закрываю глаза.
Ты видишь, как мне хорошо, как я хочу тебя и шепчешь : «Ну давай милая. давай, девочка. Бери меня, кончи так, я твой . »
Мне так хочется, и так сладко, что я совсем уже потерялась. Совсем не управляю собой, если бы ты меня не придерживал и не помогал мне своими движениями, я бы, наверное, не выдержала и сбилась с ритма. Но ты крепко прижимаешь меня руками и ведешь вперед, всё ближе к сладкому и яростному исходу. В глазах у меня темнеет, я стону, всхлипываю и задыхаюсь, бедра мои быстро и лихорадочно двигаются, твой мальчик внутри ласкает, гладит, надавливает. Мне уже так хорошо, что почти плохо. «Я больше не могу», — вырывается у меня, стоны мешаются со всхлипами, всё тело выгибается и содрогается, и я замираю, падаю тебе на грудь, закрываю лицо .. по нему бегут слезы .
Я так улетела, что даже не поняла, кончил ли ты, но ты целуешь моё мокрое лицо и тихонько говоришь, улыбаясь: «Опять ты плачешь, милая. », и я понимаю, что тебе очень хорошо.
Телефонный звонок обрывает мои мысли. Звонишь ты. Я беру трубку и слушаю твой веселый голос. Ты приезжаешь, из командировки сегодня вечером, всё по плану.
Я вздыхаю и смотрю на часы. До конца работы ещё два часа . блин. А потом ещё ждать, когда ты приедешь. Я как раз успею приготовить что-нибудь вкусное. Я вздыхаю ещё раз, и начинаю опять заполнять документы, лежащие передо мной. Имя, фамилия, отчество, место постоянного проживания, занимаемая на данный момент должность . Сегодня это натуральное мучение, потому что у меня на уме сейчас только одно ИМЯ. И оно — ТВОЁ.
Источник
Он открывал ее нежно своими руками
Лондон, 1895 год
Этого не может быть. Мария Мартингейл остановилась как вкопанная на пересечении Пиккадилли и Халф-Мун-стрит, в сомнении уставясь на магазин, расположенный на углу. Местоположение дома было идеальным, он был явно в отличном состоянии, а вывеска над дверью указывала, что раньше в этом помещении находился чайный магазин. Все было превосходно. Настолько превосходно, что Мария была уверена: здесь произошла какая-нибудь ошибка.
Она взглянула в ордер на осмотр помещения, который держала в руках, потом прочитала медную дощечку на двери, чтобы сверить адрес: Пиккадилли, 88. Никакой ошибки. Все правильно.
Выдавая ей ордер, агент по продаже и аренде недвижимости сказал, что магазин только что выставлен на аренду. Это было именно то, что она искала. Передавая ей ключи, агент поспешил добавить, что там чисто, что помещение заново покрашено и что там очень современная кухня.
Мария отнеслась к этим заверениям без особого энтузиазма. Вот уже три месяца, как она прочесывала улицы Лондона в надежде найти подходящее помещение для своей кондитерской, и, хотя ее поиски пока были безуспешными, она за это время многое узнала об агентах по продаже и аренде недвижимости и об их описаниях помещений. Современная кухня зачастую оказывалась не чем иным, как несколькими газовыми горелками, свежая краска на стенах скрывала множество погрешностей, а понятие «чисто» было вообще весьма относительным. Даже в самых фешенебельных районах ей приходилось часто ступать по полам, кишащим тараканами, вдыхать зловонный запах засорившейся канализации. Она в отчаянии почти отказалась от своей затеи.
Сейчас у Марии появился проблеск надежды. Местоположение было великолепным. Фасад выходил на Пиккадилли поблизости от самых популярных магазинчиков, а в окружающих домах жили солидные люди — богатые и влиятельные бизнесмены. Их чванливые жены из кожи вон лезли, чтобы перещеголять друг друга, и были готовы хорошо платить, чтобы предоставить в распоряжение своих перегруженных работой поваров самую лучшую готовую выпечку. А Мария была твердо намерена производить исключительно самое лучшее. Продукция «Мартингейл», поданная на подносах к чаю, станет таким же символом престижа, как корзинки для пикника компании «Фортнум энд Мейсон».
Все это, конечно, стало возможным благодаря Пруденс Босуорт, ее лучшей подруге, которая неожиданно унаследовала огромное состояние и вышла замуж за герцога Сен-Сира. Без этого Мария так бы и оставалась неприметным кондитером при мастере поварского искусства Андре Шовене. Но у Пруденс было очень много денег, и она была рада помочь осуществить мечту своей самой близкой подруги.
Мария сложила ордер на осмотр помещения и сунула его в карман юбки в синюю и белую полоску, потом прошла несколько шагов по Халф-Мун-стрит. Осмотрев магазин снаружи, она еще немного воспрянула духом. Входную дверь украшали стеклянные панели. На обе улицы выходили огромные, застекленные зеркальным стеклом витрины. Это дает дополнительную возможность соблазнить тех, кто проходит мимо, видом произведений кондитерского искусства, которые она собиралась демонстрировать на витрине. Кухня, судя по всему, располагалась в цокольном этаже. В нее можно было попасть с Халф-Мун-стрит через служебный вход, спустившись вниз по лестнице.
Марии не терпелось осмотреть помещение внутри. Она торопливо повернула за угол и вытащила из сумки ключи, полученные от агента. Поднявшись по побеленным ступеням, она отперла дверь и вошла внутрь.
В первой просторной комнате было достаточно места, чтобы разместить застекленные стенды и чайные столики. Однако «свежую покраску», так превозносимую агентом, придется переделать. Модный оттенок «желтоватой зелени» абсолютно не подходил для кондитерской.
Мария тщательно осмотрела пол и сделала несколько глубоких вдохов. Тараканов она не заметила, а вони от засорившейся канализации не ощутила. Возможно, в кои-то веки агент по продаже и аренде недвижимости сказал правду.
Убедиться в этом можно было, только увидев все собственными глазами. Взяв сумочку под мышку, она пересекла комнату, решительно постукивая каблучками высоких ботинок по выложенному белой и черной плиткой полу. В помещении за магазином традиционно располагались, как и в тысяче других подобных лондонских заведений, контора и кладовая. Небольшая лестница вела наверх, в спальни, а другая лестница вела вниз, в кухню и судомойню. Мария понимала, что едва ли можно надеяться увидеть в цокольном этаже что-нибудь более приемлемое, чем сырая мрачная дыра, которая в Лондоне обычно выдается за кухню, но, спустившись по ступеням, замерла на месте, с изумлением глядя на самую безупречную кухню из всех, какие ей доводилось видеть.
Две стены были сплошь заняты дубовыми шкафами с массой полочек, ящичков и контейнеров всех мыслимых конфигураций и размеров. Окна над шкафами, которые она заметила, осматривая дом снаружи, не только отчасти обеспечивали естественное освещение, но и открывались в целях вентиляции, что было очень важно в летнюю жару.
Удивленно оглядываясь вокруг, Мария медленно прошлась по комнате. Бетонные стены были покрыты свежим слоем белой штукатурки, а линолеум, застилавший пол, был мягкого вишневого цвета. Справа находились четыре угольные плиты с духовками, бойлерами и кранами, и над каждой висел декоративный навес из чеканной меди.
Судомойня при кухне тоже была модернизирована. Там было две раковины, двойной кран, длинная оловянная доска для сушки посуды, а также огромная кладовая с полками до потолка и даже ледник для хранения продуктов.
Мария вернулась в основное помещение кухни и, сняв перчатки, стала осматривать плиты. Она открывала дверцы духовок, поворачивала краны с горячей водой, чувствуя себя ребенком в игрушечном магазине. В судомойне она вымыла руки, испачканные сажей, и храбро попробовала на вкус воду. Конечно, вода оказалась доброкачественной. Как-никак это был район Мейфэр.
Наконец она перестала бренчать разными приспособлениями, но никак не могла заставить себя уйти. Ее отец был шеф-поваром, и она за свои двадцать девять лет побывала в самых разнообразных кухнях, но ни одной похожей на эту не видывала никогда. Это была осуществленная мечта.
Здесь она будет создавать свои шедевры — нежнейшие, тающие во рту пирожные, крошечные изящные птифуры и самые потрясающие свадебные торты из всех, которые доводилось видеть лондонскому обществу. Очень многие, в том числе ее отец и Андре Шовен, уверяли ее, что, поскольку она женщина, ее никогда не будут считать настоящим мастером, но здесь, в этой кухне, она докажет, что они были не правы.
За окном промелькнула чья-то тень — должно быть, какой-то прохожий, — и размечтавшаяся Мария, вздрогнув, вернулась к реальности. Нельзя терять времени. Надо срочно связаться с агентом и заключить договор об аренде. Срочно, сию же минуту, пока кто-нибудь другой, увидев эту великолепную кухню, не опередил ее.
Эта мысль побудила Марию к действию, и она, взбежав вверх по лестнице, выскочила из дома. Оказавшись снаружи, она заперла входную дверь и сунула ключ в карман, но даже в спешке остановилась на мгновение, чтобы бросить последний взгляд на магазин. Отойдя на пару шагов от двери, она представила себе, как будет выглядеть вход, когда магазин будет принадлежать ей. Над дверью золотыми буквами — броско, но со вкусом — будет написано «Мартингейл», в витрине выставлены ярко-красные клубничные пирожные, нежные бело-розовые птифуры и толстенькие золотистые пышки.
— Великолепно, — пробормотала она с некоторым благоговением и, уже уходя, оглянулась еще раз на магазин. — Просто великолепно!
Источник
