Мария семенова своими руками
Стихотворения Марии Семеновой
(из серий «Волкодав» и «Те же и Скунс»)
Была любимая,
Горел очаг.
Теперь зови меня
Несущим мрак.
Чужого паруса
Растаял след…
С тех пор я больше не считал ни месяцев, ни лет!
Была любимая
И звезд лучи.
Теперь зови меня
Скалой в ночи!
Я просыпаюсь в шторм, и вновь вперед –
По гребням исполинских волн мой конь меня несет!
Была любимая
И степь весной.
Теперь зови меня
Кошмарным сном!
Дробится палуба
И киль трещит.
Проклятье не поможет, и мольба не защитит!
Была любимая
И снег в горах.
Теперь зови меня
Дарящим страх!
Поставит выплывший на карте знак,
Меня там больше нет, я ускакал назад во мрак!
Была любимая
И смех, и грусть.
Теперь зови меня – не отзовусь.
Пока чиста морских небес лазурь,
Я сплю и вижу прошлое во сне – до новых бурь.
Торопится время, течет, как песок,
Незваная Гостья спешит на порог.
С деревьев мороз обрывает наряд,
Но юные листья из почек глядят.
Доколе другим улыбнется заря,
Незваная Гостья, ликуешь ты зря!
Доколе к устам приникают уста,
Над Жизнью тебе не видать торжества!
Незваная Гостья, в великом бою
Найдется управа на силу твою.
Кому-то навеешь последние сны,
Но спящие зерна дождутся весны.
Незваная Гостья, повсюду твой след,
Но здесь ты вовек не узнаешь побед.
Раскинутых крыльев безжизнен излом,
Но мертвый орел остается орлом.
Незваная Гостья, ты слышишь мой смех?
Бояться тебя — это все-таки грех,
Никто не опустит испуганных глаз,
А солнце на небе взойдет и без нас.
Доколе над нами горит синева,
Лишь Жизнь, а не гибель пребудет права,
Вовеки тебе не бывать ко двору,
Незваная Гостья, на нашем пиру!
Покуда мой меч надо мною поет
И дух не забыл, что такое полет,
Я буду идти, вызывая на бой,
Незваная Гостья, — смеясь над тобой!
О чем ты споешь нам, струна золотая.
Здесь камень холодный безгласен и слеп.
Здесь вечная ночь, а зари не бывает.
Здесь тщетной надежды прижизненный склеп.
В рудничном отвале твой путь оборвется,
Где мертвые смотрят последние сны,
И горное солнце, холодное солнце
В слепые глаза поглядит с вышины.
Не ждите, невесты! Не свидимся с вами:
Живыми уже не вернёмся домой.
Сокрытые камнем, ушедшие в камень,
Мы избраны вечной Хозяйкою Тьмой.
Она нам постелет роскошное ложе,
Подарит, лаская, прекраснейший сон –
Что странником неким, случайно захожим,
Последний привет будет вам донесён.
О чем вы нам, вещие струны, споете?
О славном герое, что в небо ушел.
Он был, как и мы, человеком из плоти
И крови горячей. Он чувствовал боль.
Как мы, он годами не видел рассвета,
Не видел ромашек на горном лугу,
Чтоб кровью политые мог самоцветы
Хозяин дороже продать на торгу.
Во тьме о свободе и солнце мечтал он,
Как все мы, как все. Но послушай певца:
Стучало в нем сердце иного закала —
Такого и смерть не согнет до конца.
О нем мы расскажем всем тем, кто не верит,
Что доблесть поможет избегнуть оков.
Свернувшего шею двуногому зверю,
Его мы прозвали Грозою Волков.
Он знал, что свобода лишь кровью берется,
И взял ее кровью. Но все же потом
Мы видели, как его встретило солнце,
Пылавшее в небе над горным хребтом.
Мы видели, как уходил он все выше
По белым снегам, по хрустальному льду,
И был человеческий голос не слышен,
Но ветер донес нам: «Я снова приду».
Нам в лица дышало морозною пылью,
И ветер холодный был слаще вина.
Мы видели в небе могучие крылья,
И тьма подземелий была не страшна.
Кровавую стежку засыпало снегом,
Но память, как солнце, горит над пургой:
Ведь что удалось одному человеку,
Когда-нибудь сможет осилить другой.
Священный рассвет над горами восходит,
Вовек не погасят его палачи!
Отныне мы знаем дорогу к свободе,
И Песня Надежды во мраке звучит!
Одинокая птица над полем кружит,
Догоревшее солнце уходит с небес.
Если шкура сера и клыки что ножи,
Не чести меня волком, стремящимся в лес.
Лопоухий щенок любит вкус молока,
А не крови, бегущей из порванных жил.
Если вздыблена шерсть, если страшен оскал,
Расспроси-ка сначала меня, как я жил.
Я в кромешной ночи, как в трясине, тонул,
Забывая, каков над землей небосвод.
Там я собственной крови с избытком хлебнул
До чужой лишь потом докатился черед.
Я сидел на цепи и в капкан попадал,
Но к ярму привыкать не хотел и не мог.
И ошейника нет, чтобы я не сломал,
И цепи, чтобы мой задержала рывок.
Не бывает на свете тропы без конца
И следов, что навеки ушли в темноту.
И еще не бывает, чтоб я стервеца
Не настиг на тропе и не взял на лету.
Я бояться отвык голубого клинка
И стрелы с тетивы за четыре шага.
Я боюсь одного — умереть до прыжка,
Не услышав, как лопнет хребет у врага.
Вот бы где-нибудь в доме светил огонек,
Вот бы кто-нибудь ждал меня там, вдалеке.
Я бы спрятал клыки и улегся у ног.
Я б тихонько притронулся к детской щеке.
Я бы верно служил, и хранил, и берег —
Просто так, за любовь — улыбнувшихся мне..
. Но не ждут, и по-прежнему путь одинок,
И охота завыть, вскинув морду к луне.
С младенческого крика
До самого «прости»
Таинственную книгу
Слагаем по пути.
Теснятся чьи-то лица
За каждою строкой.
Мы черкаем страницы
Бестрепетной рукой.
Мы веселы и правы,
Мы скачем напрямик.
Размашистые главы
Заносятся в дневник.
А если и помаркой
Испорчена строка —
Ни холодно ни жарко
Нам с этого пока.
Успеем возвратиться,
Попридержать коней.
Подумаешь, страница!
Их много в книге дней.
Что гоже, что негоже
И кто кому должник?
Когда-нибудь попозже
Исправим черновик.
. Но поздно, милый, поздно.
Не отыскать мостов.
И делается грозным
Шуршание листов.
Обиженные люди,
Забытые долги.
Поправлено не будет
В минувшем ни строки.
Кому мы, обещая,
Солгали без стыда,
Уходят не прощаясь,
Уходят навсегда.
Кого мы оттолкнули,
Кого мы подвели.
Корявых загогулин
Напрасно не скобли.
И наша повесть мчится
К финалу. А потом
Последняя страница
Покроет пухлый том.
И так же, запоздало
Стирая слезы с глаз,
Как мы иных, бывало, —
Другие вспомнят нас.
Идем в поводу мимолетных желаний,
Как дети, что ищут забавы,
Последствия нынешних наших деяний
Не пробуем даже представить.
А после рыдаем в жестокой печали:
«Судьба! Что ж ты сделала с нами. »
Забыв в ослепленье, как ей помогали
Своими, своими руками.
За всякое дело придется ответить,
Неправду не спрячешь в потемках:
Сегодняшний грех через десять столетий
Пребольно ударит потомка.
А значит, не траться на гневные речи,
Впустую торгуясь с Богами,
Коль сам посадил себе лихо на плечи
Своими, своими руками.
Не жди от судьбы милосердных подачек
И не удивляйся подвохам,
Не жди, что от жалости кто-то заплачет,
Дерись до последнего вздоха!
И, может, твой внук, от далекого деда
Сокрыт, отгорожен веками,
Сумеет добиться хоть малой победы
Своими, своими руками.
Жила-поживала когда-то большая семья.
Настала пора переезда в иные края.
Когда же мешки с барахлом выносили во двор,
У взрослых с детьми разгорелся нешуточный спор.
И «против» и «за» раздавались у них голоса –
Везти или нет им с собою дворового пса.
А тот, чьих зубов опасался полуночный вор,
Лежал и внимательно слушал людской разговор.
«Я стал им не нужен. Зачем притворяться живым?»
И больше не поднял с натруженных лап головы.
Спустя поколение снова настал переезд
На поиски более щедрых и солнечных мест.
И бывшие дети решали над грудой мешков –
Везти или нет им с собою своих стариков.
Позабыт на мели, отлучён от родного простора,
Он не помнит былого, он имя утратил своё.
Где-то катит валы, где-то плещет холодное море,
Но ничто не проникнет в дремотное небытиё.
Океанской волною бездонной печали не взвиться.
Не прокрасться по палубам серой туманной тоске.
Не кричат у форштевня знакомые с бурями птицы:
Только жирные голуби роются в тёплом песке.
И лишь изредка, если всё небо в мерцающем свете,
Если чёрными крыльями машет ночная гроза,
Налетает суровый, порывистый северный ветер
И неистово свищет по мачтам, ища паруса.
И кричит кораблю он: «Такое ли с нами бывало!
Неужели тебе не припомнить страшнее беды?
За кормой, за кормой оставались летучие шквалы,
Уступали дорогу угрюмые вечные льды. «
Но не слышит корабль, зарастающий медленной пылью.
Не тонуть ему в море — он гнить на мели обречён,
И беснуется ветер, и плачет в могучем бессилье,
Словно мёртвого друга, хватая его за плечо.
«Оживи! Я штормил, я жестоким бывал, своевольным.
Но ещё мы с тобой совершили не все чудеса!
Оживи! Для чего мне теперь океанские волны,
Если некого мчать, если некому дуть в паруса?!»
Но не слышит корабль. И уходит гроза на рассвете.
И, слабея, стихающий вихрь всё же шепчет ему:
«Оживи. Я оттуда, я с моря, я северный ветер.
Я сниму тебя с мели. сниму. непременно сниму. »
Где-то у вас соловьи посходили с ума.
Радуга в небе, и солнце, и сполохи гроз.
А у меня всё никак не проходит зима.
А у меня всё метели, снега да мороз.
Где я прошёл, те дорожки давно замели
Мёртвые листья да снег над пожухлой травой.
Белые крылья мелькают в далёкой дали.
Чёрные крылья — над самой моей головой.
Я бы поверил своей незакатной звезде.
Я раздобыл бы к вам, люди, обратный билет.
Серые сумерки гаснут, едва поредев.
Серое небо в себя не пускает рассвет.
С каждой зимою всё больше жестоких потерь,
Только растёт и растёт неоплаченный счёт.
Белые крылья всё дальше относит метель.
Чёрные крылья почти задевают плечо.
Отсветы гаснут, грядёт окончание дня.
Кто-то уснёт и увидит волшебные сны
О негасимой надежде. А здесь у меня —
Осень да осень. И больше не будет весны.
Как помолиться, чтоб сбылся несбыточный сон?
Ляжет прямая дорога, светла и чиста.
Белые крылья скрывает седой горизонт.
Чёрные крылья всё ниже, всё ниже свистят.
Источник
Мария семенова своими руками
Иногда происходят-таки чудеса:
Взяли с улицы в дом беспризорного пса.
Искупав, расчесали — и к морде седой
Пододвинули миску со вкусной едой.
Вполовину измерив свой жизненный круг,
Он постиг благодать человеческих рук.
И, впервые найдя по душе уголок,
На уютной лежанке свернулся в клубок.
Так оно и пошло. Стал он жить-поживать,
Стал по улице чинно с Хозяйкой гулять.
Поводок и ошейник — немалая честь:
«У меня теперь тоже Хозяева есть!
Я не тот, что вчера, — подзаборная голь.
Я себе Своего Человека завел!»
И Хозяйка гордилась. Достигнута цель —
Только ей покорялся могучий кобель.
А потом на прогулке, от дома вдали,
Трое наглых верзил к ней в лесу подошли.
И услышали над головой небеса,
Как она призывала любимого пса.
Вот вам первый исход. Спрятав хвост между ног,
Кобелина трусливо рванул наутек.
Без оглядки бежал он сквозь зимнюю тьму:
«Этак, братцы, недолго пропасть самому!
Ну и что, если с ней приключится беда?
Я другую Хозяйку найду без труда.
Ту, что будет ласкать, подзывая к столу,
И матрасик постелит в кухонном углу. «
А второй был на первый исход непохож.
Пес клыки показал им, и каждый — как нож!
«Кто тут смеет обидеть Хозяйку мою?
Подходите — померимся в честном бою!
Я пощаду давать не намерен врагу!
Я Хозяйку, покуда живой, — сберегу!
Это право и честь, это высший закон,
Мне завещанный с первоначальных времен!»
А теперь отвечай, правоверный народ:
Сообразнее с жизнью который исход?
Эт про меня:
«Рассуждали поэты о чести… Читали стихи,
Высекавшие искры из самых бессовестных душ.
Были песни свободны от всякой словесной трухи
И на жертвенный подвиг немедленно звали к тому ж.
Лишь один опоздал поучаствовать в их торжестве.
А когда появился—заплакал: «Не дайте пропасть!
Я по злобе люд ской без вины обвинён в воровстве…
Поручитесь, прошу вас, что я неспособен украсть!
Среди белого дня надо мной розразилась гроза!
Неужели позвлите, братья, втоптать меня в прах. »
Но молчали поеты и лиш отводили глаза:
Ведь у каждого только одна голована плечах.
Нет, конечно, любой обвинённого издавна знал.
И стихами его восхищался, и был ему друг.
И, конечно, никто не поверил, что этот украл.
Но чужая душа, как известно,—потёмки: а вдруг.
Уходили поэты, спокойствие духа храня,
Отвернувшись от слёз: пусть во всём разберётся судья!
Им ещё предстояло назавтра стихи сочинять
О величии дружбы, о «жизни за други своя»…»
______________
В соё время меня очень тронула атмосфера стиха:
«Из-за пазухи вынув щенка-сироту,
Обратился Хозяин со словом коту:
«Вот что, серый! На время забудь про мышей:
Позаботится надобно о малыше.
Будешь дядькой кутёнку, пока подрастёт?»—
«Мур-мур-мяу!»—согласно ответствовал кот.
И тот час озадачился множеством дел—
Обогрел и утешил, и песенку спел.
А потом о науках зашёл разговор:
Как из блюдечка пить, как просится во двор,
Как гонять петуха и сварливых гусей…
Время быстро бежало для новых друзей.
За весною весна, за метелью метель…
Вместо плаксы щенка стал красавец кобель.
И, всему отведя в этой жизни черёд,
Под садовым кустом упокоился кот.
Долго гладил хозяин притихшего пса…
А потом произнёс, поглядев в небеса:
«Все мы смертны, лохматый… Но знай, что душа
Очень скоро в другого войдёт малыша!»
Пёс послушал, как будто понять его мог,
И… под вечер котёнка домой приволок.
Тоже—серого! С белым пятном на груди.
Дескать, строго, Хозяин, меня не суди!
Видишь, маленький плачет? Налей молока!
Я же котику дядькой побуду пока…»
Источник
